1909 — 1917 Стихи Маяковского. Часть 3. (Маяковский В. В.)

Я в плену. Нет мне выкупа!

В стихах и поэмах, написанных в 1916 и 1917 годах, поэт вновь демонстративно пренебрегает обыденностью, противопоставляя заурядности жизни величественные гиперболы воображения. Он по-прежнему мучительно одинок в мире наживы и чистогана. Нельзя не заметить, однако, существенных сдвигов в его художественной системе.

Его лирика становится строже, сдержанней в выражениях.

Ярость переходит в контролируемый гнев, страстная патетика дополняется мягкой иронией, обличительные тирады все чаще переходят в насмешку

над «сытыми».

Появляются реалистические мотивировки романтического протеста.

В стихотворении «Надоело» лирический герой появляется перед читателем без всякого эпатирующего грима. Его тянет к людям, «в кинематографы, в трактиры, в кафе». И только безуспешность поисков вынуждает героя снова облачиться в. привычную маску космического страдальца:

Брошусь на землю, камня корою

В кровь лицо изотру, слезами асфальт омывая. Истомившимися по ласке губами тысячью поцелуев покрою умную морду трамвая…

Изменения в тональности поэзии отразили изменение взгляда на мир, усиление демократических

и социалистических тенденций в его творчестве. К этому периоду относится сближение с А. М. Горьким. Писатель привлек Маяковского к сотрудничеству в журнале «Летопись», адресованном широкому читателю, он поддержал социальный пафос его лирики, стремление поэта видеть в своем «я» символ народной массы, «до дна поднятой и взволнованной войной». Горький подчеркнул, что Маяковский, «поднимая вопросы общественной совести, социальной ответственности, несет в себе ярко. выраженное русское национальное начало».

Важнейшими произведениями предреволюционных лет стали поэмы «Война и мир» и «Человек». Первая представляет собой страстный протест против развязанной капиталистами войны. Маяковский обратился здесь к новому жанру — картины кровавых сражений, сцены и эпизоды военной хроники, кадры из истории, фантастические видения будущего придают поэме эпическое звучание. Правда, эпос этот далеко не бесстрастен, он растворен в лирической стихии и наполнен резкими, оценочными характеристиками. «Дымящееся мира месиво» проступает в подчеркнуто натуралистических деталях, леденящих зарисовках, ошеломляющих подробностях:

В гниющем вагоне на сорок человек — четыре ноги.

Безумию империалистической войны противопоставлен живой человеческий голос. Лирический монолог, скрепляющий разнородные кадры, сцены, образные иллюстрации в монолитное целое, интонационно богат и разнообразен. Пафос переходит в сарказм, призывные кличи сменяются просительными обращениями, твердая убежденность соседствует с робкой надеждой. И все это обращено к разуму, порядочности, гуманности человека.

«Я» Маяковского олицетворяет в поэме гипертрофированную человеческую совесть, взволнованную ужасами войны и огромной моральной ответственностью, которая ложится на каждого жителя земли. «Каюсь: я один виноват в растущем хрусте ломаемых жизней!» — восклицает поэт.

В поэме «Война и мир» во многом обнаруживаются и сила и слабость романтической позиции Маяковского. Мужественный и твердый в отрицании, лирический герой практически беспомощен в утверждении, он судит мир, но не может его изменить. Трагической реальности братоубийственной бойни противопоставлена лишь вера поэта в грядущие перемены, его непреклонная убежденность:

И он,

Свободный, ору о ком я, человек — придет он, верьте мне, верьте!

Поэма «Человек» стала своеобразным итогом художественных поисков дореволюционного Маяковского. И не только Маяковского, она завершила одну из романтических тенденций предреволюционной литературы. Предчувствие больших исторических перемен приводило многих художников к грандиозной образности, к символам и аллегориям, выражающим самую общую, философскую сторону бытия. Многие писатели использовали образ Человека — не конкретного, индивидуальною Ивана, Петра, Михаила, а Человека — с большой буквы», символ всего человечества.

В 1903 году А. М. Горький выступил с лирико-философской поэмой «Человек». Е» напряженная патетика и романтическая приподнятость не всеми были приняты. В. Брюсов, например, охарактеризовал ее как «ряд довольно банальных и крикливо-риторических восторгов перед могуществом человека». Но прошло неоколько лет, и суровый критик написал стихотворение «Хвала человеку», выдержанное в той же «риторической» тональности:

Молодой моряк вселенной, Мира древний дровосек, Неуклонный, неизменный Будь прославлен, Человек!..

Стремясь поведать об общем смысле человеческого бытия, Маяковский в поэме «Человек» сделал структурной основой поэмы евангельскую легенду о рождении, жизни, смерти и воскрешении Христа, заменив мифического религиозного героя реальным Человеком.

«Рождество Маяковского», «Жизнь Маяковского», «Страсти Маяковского», «Вознесение Маяковского», «Маяковский в небе», «Возвращение Маяковского», «Маяковский векам» — так полемически житийно обозначает поэт разделы своей поэмы. Однако религиозная атрибутика здесь очень условна, и «господин бог» удостаивается лишь снисходительных усмешек.

У Человека — Маяковского другой «неодолимый враг» — Повелитель всего, главный в «логове банкиров, вельмож и дожей», Этот образ персонифицирует власть денег и денежных отношений, всю систему угнетения человека в буржуазном обществе. Всемогущий Человек — чудо из чудес, титан и исполин — оказывается опутанным тенетами законов, обычаев, условностей, религиозных и нравственных предрассудков:

Я в’ плену.

Нет мне выкупа!

Оковала земля окаянная.

Я бы всех в любви моей выкупал,

Да в дома обнесен океан ее!

Некоторые считают, что поэма «Человек» пессимистична, и подкрепляют это мнение изложением фабулы: после возвращения на землю через многие тысячелетия герой снова обнаруживает власть «рублей», господство «главного танцмейстера земного канкана». Круг замкнулся, выхода нет…

Однако нельзя видеть в поэтическом вымысле только социальную аллегорию и условный сюжет воспринимать как исторический прогноз. Мир, созданный романтическим воображением, конечно, соотносится с реальным, но не по правилам подобия. В произведении искусства часто возникает своя логика, повинуясь которой художник создает коллизии и ситуации, отличные от обыденных.

В поэме Маяковского сталкиваются не только Человек и Капитал, но также Великое Чудо любви («Я сердце флагом поднял. Небывалое чудо двадцатого века!») с прозой обыденщины. Этот романтический конфликт, конечно, не мог получить реалистического разрешения. Финал поэмы — утверждение «несгорающего костра немыслимой любви» и вознесение в надзвездную ширь — выдержан в традиционном для раннего Маяковского духе.

Вместе с тем общая интонация лирического повествования в «Человеке» гораздо светлее, мажорнее. Здесь немало шуток, веселых выдумок, озорной игры воображения и легкой самоиронии. Чувствуется, что рамки условного сюжета уже стесняют поэта, он вырос из ярких романтических одежд.

Уже в предреволюционной лирике начинают звучать публицистические нотки, появляются прямые отклики на политические события («Сказка о красной шапочке», «Интернациональная басня»), агитационное обращение к солдатам («К ответу!») и даже… хроника! Такое необычное жанровое обозначение дал Маяковский стихотворению «Революция» — своего рода поэтическому репортажу о свержении самодержавия в феврале 1917 года.

«Днесь небывалой сбывается былью социалистов великая ересь!» — торжественно заявил поэт, завершая стихотворение. Может показаться, что он поспешил — Февральская революция еще не имела социалистического характера. Однако поэтическое «днесь» (древнерусская форма слова «сегодня» — «день сей») нельзя толковать буквально.

Под стихотворением о’ событиях 26 и 27 февраля Маяковский поставил далеко не «хроникальную» дату — 17 апреля. Он редко прибегал к указанию времени и места создания произведения, поэтому запись «17 апреля 1917 года, Петроград» нужно рассматривать как важное указание. «Сей день» оказывается протяженным.

Незадолго до Октября 1917 года Маяковский написал:

Ешь ананасы, рябчиков жуй,

День твой последний приходит, буржуй.

Этим двустишием он гордился, называя «любимейшим стихом»: газеты первых послеоктябрьских дней писали, что его распевали матросы, штурмовавшие Зимний дворец. Стихи породнились с массами, слово поэта приняло участие в великом деле — Октябрьской социалистической революции.

Союз художника и народа, революционных масс и пламенного поэтического трибуна, возникший уже в ходе боев с Временным правительством, будет крепнуть год от года. Революция помогла Маяковскому в полную меру раскрыть поэтическую одаренность, слово поэта прославило и запечатлело в веках величие и красоту революционного подвига народа.

М. И. Калинин назвал поэтическую деятельность Маяковского «великолепным образцом» служения советскому народу: «Он считал себя бойцом революции и был таковым по существу своего творчества. Он стремился слить с революционным народом не только содержание, но и форму своих произведений, так что будущие историки наверняка скажут, что его произведения принадлежат великой эпохе ломки человеческих отношений».