Краткое содержание и замысел романа Мастер и Маргарита

Замысел романа «Мастер и Маргарита» у Булгакова возник еще в 1928 г. Правда, тогда он задумывался как «роман о дьяво­ле» (первоначальные названия: «Черный маг», «Копыто инже­нера», «Консультант с копытом»). Было несколько редакций и вариантов, часть из которых Булгаков уничтожил, некоторые опубликованы в недавно вышедшей книге «Великий Канцлер».

Начало работы над романом совпадает с очень сложным пе­риодом жизни писателя. Пьесы его запрещаются, творчество в целом воспринимается как враждебное новому строю. Булгаков

характеризуется как «необуржуазный писатель». 28 марта 1930 г. Булгаков обращается с письмом к Правительству СССР, в ко­тором со всей откровенностью заявляет о своей позиции, об отношении к нему рапповской критики, уничтожающей его и как личность, и как писателя. «… Борьба с цензурой, — пишет Булгаков, — какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, — мой писательский долг, так же как и при­зывы к свободе печати. Я горячий поклонник этой свободы и полагаю, что если кто-нибудь из писателей задумал бы дока­зать, что она ему не нужна, он уподобился бы рыбе, публично уверяющей, что ей не нужна

вода.

Вот одна из черт моего творчества… Но с первой чертой в связи все остальные, выступающие в моих сатирических пове­стях: черные и мистические краски (я — мистический писа­тель), в которых изображены бесчисленные уродства нашего быта, яд, которым пропитан мой язык, глубокий скептицизм в отношении революционного процесса, происходящего в моей отсталой стране, и противопоставление ему излюблен­ной и Великой Эволюции, а самое главное — изображение страшных черт моего народа, тех черт, которые задолго до ре­волюции вызывали глубочайшие страдания моего учителя М.Е. Салтыкова-Щедрина».

Все эти черты быта, человеческие характеры Булгаков и по­казывает в своем романе, жанр которого определяет сам как «фантастический», но даже при первом знакомстве становится ясно, что это роман философский, в котором писатель пытается решить, подобно выдающимся реалистам XIX в., «проклятые» вопросы о жизни и смерти, добре и зле, о человеке, его совес­ти и нравственных ценностях, без которых он не может суще­ствовать.

Роман «Мастер и Маргарита» состоит как бы из двух рома­нов (роман в романе — прием, используемый Булгаковым и в других его произведениях). Один — из античной жизни (роман- миф), который пишет Мастер, и другой — о современной жиз­ни и о судьбе самого Мастера, написанный в духе «фантасти­ческого реализма». Это два, на первый взгляд, совершенно не связанных друг с другом повествования: ни по содержанию, ни даже по исполнению. Можно подумать, что писались они совер­шенно разными людьми. Яркие краски, фантастические обра­зы, причудливый стиль в современных картинах и очень точ­ный, строгий и даже несколько торжественный тон в романе о Понтии Пилате, который выдерживается во всех библейских главах. Но это формально-структурное деление романа не зак­рывает очевидного, того, что каждый из этих романов не мог бы существовать отдельно, так как их связывает общая философ­ская идея, понятная только при анализе всей романной дей­ствительности. Заданная в начальных трех главах в трудном фи­лософском споре героев, которых автор представляет первыми на страницах романа, эта идея воплощается затем в интерес­нейших коллизиях, переплетениях реального и фантастическо­го, библейских и современных событиях, оказывающихся впол­не сбалансированными и причинно обусловленными. Логично также и то, что первая и третья современные главы разбивают­ся второй, которая в том же философском ключе углубляет гло­бальные вопросы жизни, о которых спорят герои, и формули­рует проблему всего романа. Уже в первых главах перед нами предстают разные описания современности: через рационалис­тическое представление мира (Берлиоз, Иван Бездомный) и взгляд на мир как на совокупность сложных, в том числе и сверхъестественных явлений (Воланд). Кроме того, рукой Мас­тера (а, может быть, Воланда?) пишутся страницы об Иисусе Христе (Иешуа) и Понтии Пилате. Все эти описания, представ­ления, размышления даются для того, чтобы выяснить, каков же мир, в котором мы живем, и какова позиция и роль челове­ка в этом мире.

Главный герой — Мастер. Он живет в этом мире и пишет книгу о жестоком прокураторе Понтии Пилате и Иешуа Га-Ноц­ри. Его Иешуа — это, конечно, не библейский, по крайней мере, не канонический Иисус Христос, что постоянно подчер­кивается в тексте романа. Кажется, что сам сюжет Евангелия (распятие и Воскресение Иисуса) не так важен автору, он со­здает собственное евангелие (евангелие от Булгакова), которое отличается от библейского. В булгаковской версии Иисус (Иешуа) — обычный человек, который смертен и испуган перед властью римского прокуратора. Здесь нет никакого намека на то, что он сын Бога. Ни Левий Матвей, ни сам Иешуа этого не ут­верждают. Он представлен в романе человеком лет двадцати семи, который не помнит своих родителей, по крови, кажется, сириец, родом из города Гамалы, у него только один ученик Ле­вий Матвей. Далее в романе делается предположение, что Левий Матвей неправильно записывает высказывания Иешуа. «Я вооб­ще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной… Я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Ре­шительно ничего из того, что там написано, я не говорил». И этим Булгаков как бы окончательно прощается с Евангелием и расставляет собственные акценты. В романе центром внимания является не столько Иешуа, сколько его окружение: Понтий Пи­лат, Левий Матвей, Иуда, глава тайной службы Афраний. Сам Иешуа появляется только во второй главе и во время казни в ше­стнадцатой, тогда как Пилат присутствует во всех библейских главах. Наиболее важным для понимания булгаковской идеи яв­ляется судебный процесс над Иешуа, который творит Пилат, и его последствия. Иешуа появляется перед Пилатом для утвержде­ния смертного приговора Синедриона, который состоит из двух обвинений. Одно из них — якобы Иешуа обратился к народу с призывом разрушить храм. После объяснений арестанта, о чем он говорил («рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины»), прокуратор отвергает это обвинение. Но второе обви­нение является более серьезным, так как оно касается римского императора, и Иешуа нарушил «Закон об оскорблении величе­ства». Обвиняемый признается, что при Иуде из Кириафа он высказывал свой взгляд на государственную власть. Автор выде­ляет сцену, в которой Пилат дает возможность Иешуа выпутать­ся, спастись, избежать казни, если он только опровергнет свои слова, сказанные о кесаре:

— Слушай, Га-Ноцри, — заговорил прокуратор, глядя на Иешуа как-то странно: лицо прокуратора было грозно, но гла­за тревожны, — ты когда-либо говорил что-нибудь о великом кесаре? Отвечай! Говорил?.. Или… не … говорил? — Пилат про­тянул слово «не» несколько больше, чем это полагается на суде, и послал Иешуа в своем взгляде какую-то мысль, кото­рую как бы хотел внушить арестанту.

Но несмотря на очевидность самых страшных последствий Иешуа не воспользовался возможностью, данной ему Пилатом. «Правду говорить легко и приятно», — говорит он и подтверж­дает свою мысль о том, что «всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни ке­сарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна ника­кая власть».

Пилат потрясен и испуган: «На свете не было, нет и не бу­дет никогда более великой и прекрасной для людей власти, чем власть императора Тиверия!» Эти слова являются иносказани­ем, смысл которого становится совершенно понятным после слов Понтия Пилата: «Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты? О боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твое ме­сто?» При этом Пилат утверждает смертный приговор, рас­шифровывая иносказание об отношениях между человеком и властью, управляющей им, а также о праве и возможности го­ворить правду этой власти. Иешуа, зная, что он примет за это смерть, не отказывается от правды, в отличие от Пилата, трус­ливо соглашающегося с приговором Синедриона об освобожде­нии преступника Вар-Раввана и о казни Га-Ноцри, «философа с его мирной проповедью». (Еще одно иносказание: власти опаснее человек, владеющий идеей, чем самый страшный пре­ступник.)

В связи с действиями Пилата представляется заслуживающей внимания мысль о такой черте человеческого характера, как тру­сость. Это волнует Пилата, это далеко не безразлично самому Булгакову, на этом строят некоторые обобщения критики при анализе текста романа. Остановимся на этом подробнее.

Прежде всего необходимо отметить, что к рассуждениям о трусости автор обращается несколько раз, и это всегда касает­ся Понтия Пилата. После казни Иешуа Пилат спрашивает о последних минутах Га-Ноцри у Афрания:

— Он сказал, — опять закрывая глаза, ответил гость, — что благодарит и не винит за то, что у него отняли жизнь.

-Кого? — глухо спросил Пилат.

-Этого он, игемон, не сказал.

(Вопрос «Кого?» понятен, если вспомнить разговор Пилата и Иешуа о том, кто может перерезать волосок, на котором ви­сит жизнь. И этот вопрос говорит о том, что Пилат теперь уже не чувствует себя таким могущественным, как прежде.)

— Не пытался ли он проповедовать что-либо в присутствии солдат?

— Нет, игемон, он не был многословен на этот раз. Един­ственное, что он сказал, это, что в числе человеческих поро­ков одним из самых главных он считает трусость.

Трижды практически в день и ночь после казни Пилата пре­следует обвинение в трусости. Ночью, едва он заснул, ему снится сон о том, что он идет по светящейся дороге прямо к луне, а рядом с ним его собака Банга и бродячий философ. «Он даже рассмеялся во сне от счастья…»

«Свободного времени было столько, сколько надобно… и трусость, несомненно, один из самых страшных пороков. Так говорил Иешуа Га-Ноцри. Нет, философ, я тебе возражаю: это самый страшный порок». И даже карьеру, из-за страха потерять которую он казнит Иешуа, Пилат готов теперь, ночью, погу­бить, лишь бы не было этой казни.

И последнее подтверждение — запись слов Иешуа на перга­менте Левия Матвея: «Тут Пилат вздрогнул. В последних строч­ках пергамента он разобрал слова: «… большего порока… тру­сость». Уход от принятие решения по совести («Я умываю руки») будет теперь всегда обозначаться словом «пилатчина», а сам Пилат в течение тысячелетий обречен на страдания за свой поступок.

Глоссарий:

  • о чем роман мастер и маргарита
  • Роман Мастер и Маргарита
  • о романе мастер и маргарита

1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 оценок, среднее: 5,00 из 5)


Проблема ценности детских воспоминаний аргументы.
Краткое содержание и замысел романа Мастер и Маргарита

Categories: Краткие изложения