«Поэзия Тютчева есть… не простое описание внешнего вида вещей, а проникновение в их космическую глубину…» (С. Л. Франк)

Сегодня не без оснований признано, что, если бы встала задача избрать из числа высших творцов мировой лирической поэзии даже самый узкий, самый тесный круг имен, имя Федора Ивановича Тютчева все равно должно было бы в него войти, как бы мы этот круг ни ограничивали. В подтверждение этих слов можно сослаться на Фета, видевшего в Тютчеве «одного из величайших лириков, существовавших на земле», и Льва Толстого, сказавшего, что «Тютчев как лирик несравненно глубже Пушкина». Первенство Тютчева как поэта подтверждают оценки и суждения о нем

Некрасова, Добролюбова, Тургенева, Достоевского, Майкова.
Маленький, тщедушный, вечно недомогающий, говоривший и писавший по-французски свободнее, чем по-русски, в лирике Тютчев приобретал, как свидетельствуют современники, воистину стихийный голос, неслыханное могущество, способности судьи, кудесника, пророка. В лирике, наедине с самим собой, он жил заодно с природой, сливался с ней, а через природу — с большим миром, без оглядки на царский двор и Министерство иностранных дел, в котором служил. Природа и любовь — не просто грани его таланта, не лирические темы, а часть жизни, без которой нельзя представить себе

облик и судьбу поэта.
Тютчевы владели частью большого села Овстуг, расположенного в сердце России, в ее срединной части, в поистине сказочных местах, где недалеко друг от друга фетовские Новоселки, тургеневское Спасское-Лутовиново, лесковское Панино, пришвинское Хрущово, Красный Рог А. К. Толстого и чуть дальше — Ясная Поляна Льва Толстого. Дом их стоял на возвышенном месте, откуда во все стороны открывался чудесный вид, достойный кисти И. Левитана или Ф. Васильева. Ясно, какие отношения складывались у Тютчева с природой с самого раннего детства, что не могло не отразиться в его поэтическом творчестве.
Смотри, как роща зеленеет, Палящим солнцем облита, А в ней — какою негой веетОт каждой ветки и листа!
Неудивительно, что среди первых опубликованных стихов Тютчева уже были «Весенняя гроза», «Летний вечер», «Вечер», «Утро в горах», «Весенние воды», строки, по сию пору приходящие к нам в раннем возрасте, когда мы читаем первые свои книжки.
Еще в полях белеет снег, А воды уж весной шумят…
Нельзя не сказать, что, даже когда рождались строки пейзажной лирики, они были проникнуты мощной и глубокой духовной жизнью. Природа у Тютчева — это непременно и попытка понять, познать мысли и чувства человека, вникнуть в них. Среди лучших стихов на эту тему мне хочется назвать еще «Осенний вечер»:
Есть в светлости осенних вечеров Умильная, таинственная прелесть…
Душа поэта полнилась чувствами, соотносимыми с тем, что философы определяют в понятиях обреченности и свободы, неизбежности и случайности, времени и пространства, жизни и смерти. Именно отсюда рождение таких строк:
Не то, что мните вы, природа:Не слепок, не бездушный лик — В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык…
Трудно найти человека, которого любовь захватывала и потрясала в такой же степени, как Тютчева; он отдавался ей всей полнотой своего существа. Полюбив, Тютчев уже не умел, не мог разлюбить. Любимая женщина была для него воплощением всех богатств мира. Это запечатлелось уже в его стихах о той, которую мы знаем как первую любовь Тютчева. Их отношения, завязавшиеся, еще когда ей было 16 лет, продолжались целых полвека, но она илйчне смогла, или не захотела связать с ним свою судьбу. Это была Амалия фон Лерхен-фельд, внебрачная дочь прусского короля, ослепительная красавица, но даже забыв имя этой женщины, нельзя забыть тютчевские строки, посвященные ей:
Я помню время золотое, Я помню сердцу милый край. ‘ День вечерел; мы были двое…Или более поздние: Я встретил вас — и все былое В отжившем сердце ожило…
Когда любящая его Амалия тем не менее вышла замуж за другого, случилось то, что случается достаточно часто: 22-летний Тютчев, испытавший боль и отчаяние от этого известия, женился на графине Элеоноре Петерсон, недавно овдовевшей женщине, матери четырех детей, бывшей к тому же на несколько лет старше Тютчева. Чувства неожиданной избранницы, по мнению окружающих бесконечно очаровательной и полной обаяния, позволившие молодому поэту найти забвение от своей тоски и горечи, вызвали ответные истинные и глубокие чувства — поэт всем сердцем полюбил Элеонору.
В часы, когда бывает Так тяжко на груди…Так мило-благодатна, Воздушна и светла Душе моей стократно Любовь твоя была.
Именно в эту пору семейного счастья с Элеонорой Тютчев и достиг духовной и творческой зрелости, стал великим поэтом и мыслителем. Собственно, вся лирика Тютчева, по-своему и очень напряженно переживавшего противоречия современного ему мира, всегда была философична, не важно, размышлял ли он об истории и человеческой личности, природе или любви.
Даже когда рождались строки интимной лирики, они были проникнуты мощной и глубокой духовной жизнью. Его душа полнилась чувствами, относящимися к тому, что философы соотносят с понятиями притязаний и свершений, обреченности и свободы, неизбежности и случайности, замкнутости и индивидуализма. Любовь у Тютчева — это непременно и попытка понять, познать мысли и чувства человека, вникнуть в них. Его поэтическая любовь, как ни странно, — некое самоотречение, односторонность. А истинно лишь то чувство, которое подразумевает способность отречься от себя и признать бесценность другого. Таковы, например, стихи «Ты любишь, ты притворствовать умеешь…», «Люблю глаза твои, мой друг…»..
Любовь, вошедшая в жизнь 30-летнего Тютчева, принесла поначалу больше мучений, чем счастья. Баронесса Эрнестина Пфеффель, молодая вдова, успевшая покорить мюнхенский свет красотой и искусностью в танцах, тем не менее сумела понять и оценить Тютчева и как человека, и как мыслителя, и как поэта. Их отношения — Тютчев не порывал с семьей — обогатили русскую литературу такими известными строками:
Так здесь-то суждено нам было Сказать последнее прости…ИТа жизнь, — увы! — что в нас тогда текла, Та злая жизнь, с ее мятежным жаром…
После смерти Элеоноры Тютчев женится на Эрнестине, но пройдет всего несколько лет, и поэта захватит новая, самая глубокая и мучительная любовь. И опять привязанность к жене совмещается у него со страстной любовью к другой, Елене Денисьевой.
В стихах денисьевского цикла появляется отсутствующий в раннем творчестве самоанализ, происходит слияние мира любви и мира одухотворенной природы:
Поют деревья, блещут воды, Любовью воздух растворен…
Но даже в этом единении любви и природы одна умильная улыбка одного человека перевешивает весь «цветущий мир природы», в котором «на всем улыбка»:
Но и в избытке упоенья Нет упоения сильней Одной улыбки умиленья Измученной души твоей…
Изменяется и внутреннее содержание лирики поэта. Его раннее творчество утверждало праздничное величие влюбленного человека. В поздних стихах лирический герой предстает явно не всесильным, а заведомо смертным.
Много позже поэт в стихотворении на смерть Елены Денисьевой увидит в судьбе этой женщины прежнее величие и скажет:
По ней, по ней, судьбы не одолевшей, Но и себя не давшей победить…
В элегическом настрое стихотворении «Осенней позднею порою…» мы слышим уже зрелого поэта, отсюда преобладание некоей дымки и полутонов в стихотворении: «полумгла», «дремота», «онеменье», «сумрачные тени», «темнеющий сад».
Еще не закат, но «вечер» жизни уже наводит на мысли о былом. Картины сугубо пейзажные как бы пробуждают «виденья» живой природы — образы белокрылых лебедей, а от них лирический герой плавно переходит в своих мыслях к человеку, руками которого сотворены прекрасные царскосельский сад и ансамбль екатерининских дворцов, и к славной истории, отблеск которой ему видится в образе золотого купола.
Так в небольшом стихотворении (16 строк) дают о себе знать такие микротемы, как человек и история, угасающая жизнь человека и вечная природа. Читая и перечитывая стихотворение, понимаешь, что поэт, вместе с лирическим героем вглядываясь в окружающий живой мир, грустит об уходящей жизни (поэтому и сад у него «как бы дремотою объят»). И эта грусть, пронизывающая стихотворение, с одной стороны, мимолетна, с другой — вечна, как космос, породивший жизнь на Земле, как вечна сама мысль о конечности бытия отдельного человека.
Конечно, поздняя лирика не перечеркнула раннюю («Счастлив, кто посетил сей мир…»). Просто, в конце концов, можно говорить, что в литературе есть два Тютчева, и оба по-своему прекрасны. Первый из них — певец цветущей молодости. Второй — той подлинной, высочайшей человеческой зрелости, когда жизнь являет себя во всей своей противоречивой цельности, с ее взлетами и падениями, и сами взаимоотношения людей, человека и мира, человека и природы не имеют в себе ничего идиллического:
Любовь, любовь — гласит преданье — Союз души с душой родной — Их съединенье, сочетанье, И роковое их слиянье, И… поединок роковой…
С годами душа поэта наполнилась чувствами, соотносимыми с тем, что философы определяют в понятиях «жизнь», «время», «неизбежность» и «обреченность». Тютчев не был бы поэтом-философом (а он был именно таким поэтом), если бы в своем творчестве не затронул тему смерти человека. Причем его отношение к небытию было связано с обостренным чувством времени и чувством пространства. Для Тютчева даль времени и даль пространства и их власть над человеком, их восприятие как бы сливались в одном: человек есть природное исключение в битве с невидимой властью времени и пространства, он есть стремление преодолеть временную пропасть. Человек своей жизнью может и должен связывать цепь времен. Об этом убедительно свидетельствует восьмистишие, созданное в Овстуге:
Тихой ночью, поздним летом, Как на небе звезды рдеют, Как под сумрачным их светом Нивы дремлющие зреют… Усыпительно-безмолвны, Как блестят в тиши ночной Золотистые их волны, Убеленные луной…
Казалось бы, просто описание летней ночи. Но от хлебов в полях поэт мысленно поднимается к небу, к звездам, и их свет он связывает с нивой. Жизнь продолжается, жизнь идет, даже ночью, и на Земле, и в космосе.
Говоря о теме человека и природы в лирике Тютчева, нельзя пройти мимо такого важного для позднего Тютчева, с его поэзией человеческого подвига, стихотворения, как «Два голоса», где сами боги с завистью глядят на борьбу смертных, но непреклонных сердец. Нельзя не упомянуть стихотворение «Русской женщине», где тема человека сливается с темой Родины. В нем вместе с такими шедеврами пейзажной лирики, как «Чародейкою зимою…», «Есть в осени первоначальной…», «Тихой ночью, поздним летом…», поэт хочет донести новое для себя видение мира и России. Тютчев уверен, что подлинное бытие России свершается как бы в глубине, недоступной поверхностному взгляду. Русская жизнь представляется поэту как стихия, скорее свечение, чем очевидная реальность. И в этой стихии он и свою поэзию, рожденную не Богом, а человеком, мерил теми же мерками:
Нам не дано предугадать, Как слово наше отзовется…
Не дано предугадать, но куда важнее, что слово Тютчева не забыто, не ушло в небытие. Федор Иванович похоронен на Новодевичьем кладбище в Петербурге. И когда я ездила в город на Неве, я была там, как говорят в таких случаях, поклонилась его могиле. А дома открыла томик его стихов. Самое драгоценное для меня в лирике поэта — его внутренняя сила, убежденность, вера в то, что мир вечен, прекрасен и вместе с ним вечен и прекрасен человек, какой бы срок ему ни был отпущен.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 оценок, среднее: 5,00 из 5)


Неуверенность в себе сочинение 15.3 по тексту.
«Поэзия Тютчева есть… не простое описание внешнего вида вещей, а проникновение в их космическую глубину…» (С. Л. Франк)

Categories: Литература