Краткое содержание: Собачье сердце, Булгаков

СОБАЧЬЕ СЕРДЦЕ

Действие происходит в Москве зимой 1924-25 гг. Беспородный пес, ошпаренный кипятком, лежит в подворотне и воет от боли и холода. Думает он о своей нелегкой жизни. Проходящая мимо барыш­ня жалеет его, называет Шариком. Псу, по его мне­нию, не подходит это имя: «Шарик — это значит круглый, упитанный, глупый, овсянку жрет, сын знатных родителей, а он лохматый, долговязый и рваный, шляйка поджарая, бездомный пес. Впро­чем, спасибо на добром слове».

В ярко освещенном магазине напротив хлопает дверь — выходит мужчина, по глазам

пес опреде­ляет: не пролетарий, господин. Что же он делал в таком дрянном магазине? Господин приближа­ется к собаке и угощает краковской колбасой. Пес съедает кусок, соглашается на второй раз за день произнесенную кличку Шарик и идет за щедрым мужчиной, несмотря на то, что от него плохо пах­нет больницей. По дороге от Пречистенки до Обу­хова переулка Шарик всячески выражает свою преданность. Пса проводят в дом со швейцаром, на бельэтаж. Пес, выучившийся читать по вывес­кам на продуктовых магазинах, пытается прочесть надпись на двери, но слова «профессор» осилить не может. Их встречает домработница Зина, кото­рая

замечает ожог на боку собаки. По просьбе профессора, Филиппа Филипповича Преображен­ского, она отводит Шарика в смотровую, но он, учуяв характерный запах, решает, что его зама­нили в собачью лечебницу, будут резать бок. Он устраивает в смотровой погром, пытается убежать. В смотровую прибегают профессор и еще один мужчина, который усыпляет собаку эфиром, но Ша­рик успевает тяпнуть его за ногу. Шарик думает, что он умирает и идет в собачий рай за долготер­пение. Когда он воскресает, бок уже не болит. Пес видит укушенную им ногу на табурете и ее обла­дателя, слышит голос профессора, который сты­дит его.

Начинается прием пациентов. Пес наблюдает за ними и понимает, что это не лечебница. Преоб­раженский работает над омоложением человече­ства. Приходят пожилые люди, одной из женщин для омоложения профессор собирается пересадить яичники обезьяны. Преображенский проводит операции и на дому. Входят и уходят посетители, гремят инструменты, пес впадает в дремоту. При­ходят последние посетители, их четверо — жен­щина и трое мужчин. Они представляются новым домоуправлением и говорят, что профессор зани­мает слишком большую площадь, собрание реши­ло его уплотнить. Профессор напоминает, что его квартира освобождена от каких бы то ни было уплотнений и переселений. Швондер, глава дом­кома, говорит, что семь комнат для одного жильца — это слишком много. Профессор отвечает, что он в семи комнатах живет и работает, даже желал бы иметь восьмую — под библиотеку. Правление домкома положило глаз на столовую и смотровую, предложив Преображенскому оперировать в ка­бинете, а есть в спальне, мотивируя это тем, что столовой в Москве нет даже у Айседоры Дункан. «В спальне принимать пищу, в смотровой читать, в приемной одеваться, оперировать в комнате прислуги, а в столовой осматривать. Очень воз­можно, что Айседора Дункан так и делает. Может быть, она в кабинете обедает, а кроликов режет в ванной. Может быть. Но я не Айседора Дункан!» — кричит профессор. Швондер угрожает жалобой в высшие инстанции. Тогда Филипп Филиппович звонит по телефону какому-то Петру Алексан­дровичу — судя по реакции четверки, человеку важному, и говорит, что прекращает работу и пе­реезжает в Сочи, поэтому его операция и все остальные отменяются. Это уже второй случай с августа, и, если ему не дадут броню, он уезжает. Петр Александрович требует к телефону Швонде­ра и говорит ему что-то. После разговора профес­сор просит подавать обед. Четверка молча уходит. Пес встает на задние лапы и творит перед Филип­пом Филипповичем «какой-то намаз».

Щедро накрытый стол потрясает пса запаха­ми, ему тоже достаются лакомые кусочки. Отку­да-то доносится хоровое пение, начинается общее собрание домкома. Это раздражает профессора: «Придется уезжать, но куда — спрашивается. Все будет как по маслу. Вначале каждый вечер пение, затем в сортирах замерзнут трубы, потом лопнет котел в паровом отоплении и так далее». Ему воз­ражает «тяпнутый», Иван Арнольдович Борменталь, но профессор продолжает: «С 1903 года я жи­ву в этом доме. И вот, в течение этого времени до марта 1917 года не было ни одного случая, чтобы из нашего парадного внизу при общей незапертой двери пропала бы хоть одна пара калош. Заметьте, здесь двенадцать квартир, у меня прием. В марте 17-го года в один прекрасный день пропали все калоши, в том числе две пары моих, три палки, пальто и самовар у швейцара. И с тех пор калошная стойка прекратила свое существование. Го­лубчик! Я не говорю уже о паровом отоплении. Не говорю. Пусть: раз социальная революция — не нужно топить. Но я спрашиваю: почему, когда на­чалась вся эта история, все стали ходить в гряз­ных калошах и валенках по мраморной лестнице? Почему калоши нужно до сих пор еще запирать под замок? И еще приставлять к ним солдата, что­бы кто-либо их не стащил? Почему убрали ковер с парадной лестницы? Разве Карл Маркс запре­щает держать на лестнице ковры? Разве где-ни­будь у Карла Маркса сказано, что второй подъезд Калабуховского дома на Пречистенке следует за­бить досками и ходить кругом через черный двор? Кому это нужно? Почему пролетарий не может оставить свои калоши внизу, а пачкает мрамор? На какого черта убрали цветы с площадок? Поче­му электричество, которое, дай бог памяти, тухло в течение двадцати лет два раза, в теперешнее время аккуратно гаснет раз в месяц?» Борменталь ссылается на разруху, на что Преображен­ский отвечает, что разруха начинается в головах, а в его словах не контрреволюция, а жизненная опытность. По его словам, когда эти «певцы» пре­кратят свои концерты, положение само собой из­менится к лучшему. Профессор собирается в опе­ру, просит Борменталя следить, когда появится подходящее тело для операции. Борменталь оста­ется с псом.

Шарик воспринимает происходящее как сон, не верит, что ему так повезло, профессора он счита­ет божеством. Но это не мешает ему разорвать чу­чело совы и разбить портрет Мечникова. Для пса покупают ошейник, он расстраивается, чувствует себя арестантом, но Зина ведет его на прогулку, где ему завидуют бездомные псы. Шарик понимает: «Ошейник — все равно что портфель». Постепен­но он обживает кухню, хозяйство Дарьи Петров­ны; присутствует на вечерних опытах в кабинете хозяина.

Однажды утром Шарика мучит какое-то пред­чувствие. Он съедает завтрак без аппетита, воет в зеркало. После прогулки все идет как обычно, вторник — выходной у профессора, посетителей нет. Неожиданно звонит телефон, Филипп Филиппо­вич берет трубку, волнуется и просит срочно что- то привезти. Обед подают раньше, приезжает док­тор Борменталь с дурно пахнущим чемоданом и говорит, что кто-то умер три часа назад. Профес­сор приказывает никого не принимать, Дарью Пет­ровну отправляют к телефону, Зину — в смотро­вую, Шарику запрещают давать еду и запирают в ванной. Он решает изгрызть в отместку калоши хозяина. Приходит Зина и ведет Шарика в смот­ровую. Там яркое освещение, «тяпнутый» и про­фессор тоже в белом. Зина снимает с пса ошейник, его усыпляют и кладут на стол.

Живот и голову животного выстригают, разре­зают, заменяют псу семенные железы, делают трепанацию черепа и заменяют гипофиз. Несмотря на сложную операцию, пес остается жив. Док­тор Борменталь ведет дневник наблюдения за «пациентом»: «В 8.30 часов вечера произведена первая в Европе операция по проф. Преображен­скому: под хлороформенным наркозом удалены яички Шарика и вместо них пересажены муж­ские яички с придатками и семенными канатика­ми, взятыми от скончавшегося за 4 часа 4 минуты до операции мужчины 28 лет и сохранявшимися в стерилизованной физиологической жидкости по проф. Преображенскому. Непосредственно вслед за сим удален после трепанации черепной крыш­ки придаток мозга — гипофиз и заменен челове­ческим от вышеуказанного мужчины. Показание к операции: постановка опыта Преображенского с комбинированной пересадкой гипофиза и яичек для выяснения вопроса о приживаемости гипофи­за, а в дальнейшем и о его влиянии на омоложение организма у людей».

Пес идет на поправку, через неделю у него на­чинает выпадать шерсть и появляется первый лай, вместо прежних восьми килограмм он весит тридцать за счет роста костей. Шарик смеется, говорит слово «абырвалг», которое профессор расшифровывает как «главрыба», начинает уве­ренно держаться на задних лапах и даже доводит профессора до обморока, внезапно послав его по матери. Меньше чем за месяц формируется чело­век. Преображенский признает свою ошибку: пе­ремена гипофиза дает не омоложение, а полное очеловечивание. Итог — малорослый несимпатич­ный мужчина, сквернословит, курит, самостоя­тельно одевается и ест, гладко ведет разговор. По Москве расползаются невероятные слухи про мар­сианина, говорящую собаку…

Профессору пес все больше напоминает того, от кого ему пересадили железы внутренней се­креции, 25-летнего Клима Чугункина, трижды судимого за кражи и убитого ножом. В Шарике просыпается желание играть на балалайке, а потом он требует от профессора прописать его в кварти­ре. Для этого бывшему псу нужен документ, имя он уже выбрал — Полиграф Полиграфович Ша­риков. Его безуспешно учат хорошим манерам, за котами он продолжает гоняться, как собака. Од­нажды погоня за котом оборачивается затоплени­ем квартиры: кот забегает в ванную, а Шариков выворачивает там кран. Через неделю Шариков предъявляет Преображенскому документ от Швон­дера, из которого следует, что ему полагается комната в квартире. Шариков орует деньги у про­фессора и вечером приходит пьяный с приятеля­ми. Преображенский в отчаянии от того, что вмес­то милого пса получил «такую мразь». Он уверен, что перед ним уже сам Клим Чугункин. Шариков говорит, что он не просил их делать ему операцию и может предъявить иск. Читает переписку Эн­гельса с Каутским и говорит, намекая на профес­сора: «Один в семи комнатах расселился, штанов у него сорок пар, а другой шляется, в сорных ящи­ках питание ищет…». В ответ на это профессор гро­зит взыскать с него триста девяносто рублей, ко­торые они не заработали в день потопа по вине Шарикова.

Преображенский пытается отучить Полиграфа Полиграфовича его от замашек животного. После трапезы Борменталь ведет Шарикова в цирк, а Пре­ображенский долго рассматривает гипофиз соба­ки в банке и говорит, что он скоро решится.

Через неделю Шарикову приносят готовые до­кументы, и он заявляет, что все должны называть его по имени-отчеству. Профессор предлагает на­зывать его, в крайнем случае, «господин Шари­ков», но тот против. Тогда профессор говорит, что даст объявление в газету и найдет Шарикову комнату. Полиграф Полиграфович отвечает: «Ну да, такой я дурак, чтобы я съехал отсюда». Выта­скивает из кармана бумаги и говорит, что он член жилищного товарищества и ему положено «шест­надцать квадратных аршин» в квартире Преобра­женского. На это профессор возражает: его никто не обязывает кормить Шарикова по этой бумаге, а за его наглые выходки обед давать не будут.

Раздумывая с Борменталем о том, что вышло из Шарика, профессор приходит к выводу, что можно привить собаке и гипофиз Спинозы, но это­го делать не нужно, человечество само заботится об этом. Открытие их, по словам профессора, сто­ит ломаный грош. Теоретически это интересно, а практически… Гипофиз — мозг в миниатюре, получилось не омоложение, не улучшение чело­века, а воссоздание умершего Клима Чугункина. Преображенский в отчаянии, Борменталь пред­лагает накормить Шарикова мышьяком. Но про­фессор против преступления. Весь ужас в том, что собачье сердце Шарика превращается в самое пар­шивое из человечьих. Услышав шаги под дверью, медики переходят на немецкий. Через некоторое время шаги усиливаются, и Борменталь распахи­вает дверь. Дарья Петровна в ночной сорочке во­лочет почти голого Шарикова: он завалился к ним в комнату. Борменталь грозит «устроить ему наут­ро бенефис» и отправляет спать в приемную.

На следующее утро Шариков исчезает из дома. Нигде его найти не удается, на второй день реша­ют заявить в милицию, но Полиграф Полиграфо­вич приезжает на грузовике в новом виде, одетый в кожаные штаны и куртку. От него пахнет кота­ми. Оказалось, Шариков устроился на работу — отлавливать бродячих животных, из отловленных кошек потом делают «беличьи» пальто. Борменталь берет Шарикова за горло и заставляет просить прощения у Зины и Дарьи Петровны, предупреж­дает, что теперь за безобразные выходки Шари­ков будет иметь дело с ним.

Через два дня тишины в квартиру с Шарико­вым приходит худенькая барышня. Он намерен с ней расписаться и поселиться у профессора в при­емной. Преображенский приглашает барышню в кабинет и открывает ей правду. Барышня пла­чет: Шариков рассказывал ей, что шрам на голове получен в бою и он красный командир; взял у нее кольцо на память. Шариков отказывается говорить правду, ему велят вернуть кольцо, а на угрозы уво­лить барышню отвечает Борменталь, обещая каж­дый день справляться о ней и контролировать по­ступки Шарикова.

Утром Полиграф Полиграфович уезжает на ра­боту, а к профессору на прием в неурочное время приходит один из прежних пациентов с преду­преждением: Шариков написал на него донос. Па­циент не намерен давать ход делу, поэтому и при­ехал к Преображенскому.

Вернувшегося Шарикова приглашают в смот­ровую и приказывают покинуть квартиру. Он по­казывает профессору шиш и вынимает револьвер. Борменталь валит Шарикова на кушетку и обез­вреживает эфиром. Решение созрело. На двери вешают записку с просьбой не беспокоить, Зину и Дарью Петровну просят никуда не уходить и за­пирают двери.

Через десять дней к профессору являются ми­лиция и следователь со Швондером. Они пришли с разрешением на обыск, а может, и арест по об­винению в убийстве заведующего подотделом очистки МКХ Полиграфа Полиграфовича Шари­кова. Профессор отвечает: если пес говорил, то это не значит, что он был человеком, а Шарика никто не убивал. Его просят предъявить доказательства. Борменталь приводит пса «странного качества». Шерсть у него росла местами. Вышел он на задних лапах, потом опустился на четыре, снова поднялся и сел в кресло. Филипп Филиппович говорит, что наука еще не знает способов обращать животных в людей и его опыт оказался неудачным, начался атавизм. «Неприличными словами не выражать­ся!» — гаркает пес. Следователь падает в обморок.

В эпилоге описывается, как Шарик лежит у ног профессора, «песьего благотворителя», и думает. Он не понимает, почему его голову исполосовали швами, которые болят от мартовского тумана, но считает, что ему необыкновенно повезло. Жизнь в квартире профессора идет своим чередом.

Глоссарий:

  • краткое сочинение собачье сердце
  • собачье сердце краткое содержание
  • собачье сердце брифли

1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 оценок, среднее: 5,00 из 5)


Первое появление сан саныча запомнилось не случайно.
Краткое содержание: Собачье сердце, Булгаков

Categories: Краткие изложения