КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
Часть седьмая
Аксинья после размолвки с Григорием продолжила жить у тетки. Вскоре от Степана пришел посыльный, позвал Аксинью приехать в часть, повидать мужа. Аксинья собирается. Стирая грязное белье мужа, она ловит себя на мыслях о Григории. Через день она отправляется обратно в Вешенскую, надеясь на примирение с Григорием Мелеховым.
Повстанческая война помогла Добровольческой армии не только восстановиться после продолжительных и безрезультатных боев с Красной Армией, но и подойти к осуществлению давно
разработанного командованием плана прорыва красных войск и соединения с восставшими казаками. От повстанцев требовалось только еще немного задержать красноармейцев у Дона, не давая им переправиться на другой берег.
Красные прорвали фронт возле хутора Малого Громчонка. Удалось им это потому, что казаки все перепились, под ударом красноармейцев впали в панику и бежали вместе с навещавшими их бабами. Паника передалась и другой сотне, татарской, останавливать которую пришлось самому Григорию. Сделать это оказалось нелегко, татарцы уходили напрямик к лесу, не обращая внимания на редкий пулеметный огонь.
Григорий приказал пороть хуторян плетьми. В Вешенской тем временем приготовились к отпору карательного красноармейского отряда. Своевременно избавились от пленных, отправив их в Казанскую. Из ста пятидесяти человек второй партии (первую, отправленную днем раньше, казаки истребили полностью) до Казанской добрались лишь восемнадцать человек.
Татарский, в котором оставались Ильинична с ребятишками и выздоравливающей после тифа Натальей, казаки отбили. Вернулся домой Пантелей Прокофьевич, первым делом поинтересовавшийся, насколько пострадало его хозяйство. Наведался проездом Григорий.
Тем временем началось воссоединение повстанцев с Добровольческой армией. Не радовало оно казаков обеих сторон: армейцы не могли простить оставленного фронта и отказа идти в отступление, а повстанцы не хотели возврата к старой жизни под начальством офицеров. Соединялись разоренные, навоевавшиеся, обносившиеся казаки с разжиревшими па союзнических поставках бывшими сослуживцами, втайне и явно ненавидя друг друга. Не у дел оказался и бывший генерал восставших казаков Григорий Мелехов.
Перед отправкой на фронт навестил Григорий Мелехов свою семью в Татарском.
Странным показалось Григорию это четвертое возвращение домой. После холодного приема в предыдущий приезд Наталья теперь была неожиданно ласкова. Впервые почувствовал Григорий тягу к жене и детишкам, от их необыкновенного запаха (волосы детей пахли солнцем, травою и чем-то еще нестерпимо родным) долго не мог оторваться Григорий. Вдруг показался он себе бесконечно чужим в этой мирной обстановке. Заметил Григорий, что хозяйство уже перестало волновать и отца, его заботила лишь мобилизация, точнее, возможность ее избежать.
Все выходило из-под контроля Пантелея Прокофьевича: Дуняшка, несмотря на запрет, продолжала сохнуть по Мишке Кошевому; Дарья, не сломленная никакими жизненными напастями и бедами, постоянно перечила свекру, все более отходя от хозяйства и опускаясь на глазах; Григорий продолжал изменять верной и любящей Наталье. Ни над чем уже не властен становился старик Мелехов, ничего не мог он изменить и исправить.
На этот раз Григорий покидал хутор со странным, смешанным чувством к своей жене. Только теперь он в полной мере ощутил всю силу ее любви, только сейчас начал задумываться о своих детях, таких близких и родных. Провожая отца, Мишатка, любимец всей семьи, расплакался, прося, чтобы вместо отца на войну отправили деда.
Дня через три после отъезда Григория вернулся в хутор Митька Коршунов. Приехал он с двумя своими сослуживцами по карательному отряду — с пожилым калмыком и пропойцей Силантием Петровичем, казачком Распопинской станицы.
Навестил Коршунов родное пепелище (волнение на мгновение промелькнуло в кошачьих глазах, да и исчезло). Постоловался у свата Пантелея Прокофьевича и, выведав, что семья Мишки Кошевого (спалившего дом Коршуновых и в бешенстве убившего деда Гришаку) находится здесь, в хуторе, ни слова не говоря родственникам, отправился со двора в сопровождении своих сослуживцев. Спустя время до Мелеховых донесся слух о бесчинстве, совершенном тремя опытными карателями: они зарезали всю семью Кошевого — старуху-мать и детей. Пантелей Прокофьевич палача в дом не пустил. Наталья брата защищать не стала. Казакам противна была такая бессмысленная, нечеловеческая жестокость.
После отъезда карателей по хутору ходили неделю толки. Большинство осуждало расправу над семьей Кошевого. Убитых похоронили, хатенку забили досками. Покупателей на нее не нашлось.
Приехали в хутор командующий Донской армией генерал Сидорин с союзниками. Оторвав людей от работы в самый покосный день, проговорили они свои громкие речи да стали награждать казачек за геройский поступок — убийство пленных красногвардейцев. Давали Георгиевский крест и пятьсот рублей.
Первой в этом списке значилась вдова убитого в марте хорунжего Мелехова. Возвратясь домой, деньги Дарья свекру не отдала.
Пантелей Прокофьевич, и без того разочарованный видом современных генералов (они и на генералов-то не похожи вовсе: ни тебе аксельбантов, ни наград), спорить со снохой не стал.
Разъяснилось все позднее, когда Дарья, побывав в городе, призналась Наталье, что заразилась в обозе от офицерика сифилисом, что лечиться ей никак невозможно и решила она покончить с собой, сначала порадовавшись этой вдруг засиявшую всеми красками жизни. Просила она сообщить обо всем Ильиничне (самой совестно) и ни в коем случае не ставить в известность свекра. Женщины твердо держали данное невестке слово.
Томимый неясными предчувствиями и тоской, вернулся Григорий на фронт. Мелеховым овладело безразличие. Его начальник штаба, Копылов, хотя с виду человек сугубо штатский, дело вел умело и быстро наладил отношения с Григорием. Однако и он попрекал Григория плохими манерами, безграмотной речью, указывал на резкое отличие Мелехова-офицера от офицеров Добровольческой армии, называл Гришку чуть ли не большевиком, а после стычки того с генералом Фицхелауровым и вовсе перестал с Григорием общаться. Объясниться им так и не удалось: Копылова убили в первом же бою. Для Григория этот бой стал знаменательным: он впервые уклонился от прямого участия в сражении. Не повел казаков под обстрел большевистских батарей, причиной чему стало осознание никчемности происходящих событий. Он отчетливо понял, что примирить казаков с большевиками ему не удастся, а служить офицерам, презирающим его, враждебным по духу, которых он сам не уважал, тоже больше не хотел.
На место убитого Копылова прислали к Григорию нового начштаба полковника Андреянова. Его Григорий невзлюбил с первого взгляда. Дальше эта неприязнь только возрастала.
Дивизию Григория расформировали, пробудив тем самым возмущение среди уважающих командира казаков. Но не успел Григорий добраться до пункта нового назначения, как вырвали его с фронта страшным известием с хутора. Дарья, в отместку за несчастно прожитую разгульную свою жизнь, из зависти рассказала расцветшей после отъезда мужа Наталье, что стала однажды сводницей в Григорьевой связи с Аксиньей, а потому точно знает, что отношения их продолжаются. Наталья нашла подтверждение этим словам и своим предчувствиям у самой Астаховой.
И решилась женщина на глубоко противный ее природе поступок — вытравить ребенка, которого ждала от Григория. Ильинична не успела остановить взбесившуюся сноху. Наталья умерла от начавшегося кровотечения, наказав Мишутке передать отцу поцелуй и просьбу, чтоб не забывал детей своих, жалел и любил их.
Сообщение о гибели жены снова привело Григория в родной дом. По дороге домой многое передумал Григорий за два долгих дня.
Если бы Наталья, взяв детишек, ушла, как грозилась, свекрови, из дома, если бы умерла там, отягощенная ненавистью и злобой к мужу, Григорий, может, и не стал бы так страдать. Его боль увеличивалась от сознания того, что Наталья, умирая, простила его, что последние ее мысли были о нем, горячо любимом муже. Это отягощало его совесть немым укором.
Осознав, что именно Аксинья стала виновницей смерти Натальи, Григорий почувствовал к ней отчужденность, а затем и возрастающую злобу.
Аксинья, прекрасно понимая переполнявшие Григория чувства, старалась встреч с милым избегать, на глаза ему не попадаться. Даже работа, по которой соскучился Григорий, не могла избавить его от обуревавших тяжелых мыслей.
С обещания Григория взять в поле на покос Мишатку началась крепкая дружба отца с сыном. Григорий уезжает с хутора Татарского на фронт, так ни разу и не поговорив с Аксиньей. Только однажды повстречались они на проселочной дороге, но у Григория на коне сидел Мишатка, к тому же ни сам Мелехов, ни Аксинья особого желания разговаривать не проявили.
По пути к фронту все больше казаков встречали Григорий и Прохор, верный спутник Мелехова. Дезертиры бежали с фронта, не пытаясь даже особенно прятаться, с липовыми освободительными документами или даже без оных. Их вылавливали карательные отряды, составленные из калмыков, наказывали по законам военного времени, возвращали в оставленные части. Но чем ближе подъезжал Григорий к фронту, тем больше открывалась перед ним отвратительная картина разложения Донской армии, начавшегося именно тогда, когда Добровольческая армия, пополненная повстанческими отрядами, достигла на Северном фронте наибольшего успеха.
В станицах и селах, где располагались ближние резервы, офицеры беспросыпно пьянствовали; казаки самовольно уходили в отпуска, части насчитывали около шестидесяти процентов состава, не более, обозы ломились от награбленного имущества, еще не переправленного в тыл.
Упорно ползли в хутор слухи об отступлении Донской армии к Дону. Пантелей Прокофьевич старался не участвовать в разговорах об этой войне, принимая, казалось бы, все равнодушно, но поведение его убеждало в обратном. Все раздражительнее становился старик, все чаще случались с ним вспышки безудержного гнева, в продолжение которых он уничтожал с таким трудом нажитое добро. Чтобы как-то укрепить позиции Донской армии, была объявлена поголовная мобилизация, в которую попали и хромой старик Пантелей Прокофьевич и раненый Христоня. Освобождались только явные калеки фронт неумолимо продвигался к Дону. Пантелей Прокофьевич провоевалнедолго, 17 сентября он вернулся в хутор дезертиром. Кто-то из соседей на старика донес, и его забрали с первым же карательным отрядом. Наказания розгами, которое выносил полевой суд в станице всем дезертирам, Пантелей Прокофьевич избежал только благодаря доброму имени своего сына Григория. Старика отпустили, снова направив на фронт, однако, выйдя из станицы, Пантелей Прокофьевич вздохнул с облегчением и отправился прямо по бездорожью… обратно в Татарский.
И родня, и Аксинья уже похоронили Гришку, лишь завидев мрачное шествие. Однако Григорий Мелехов был жив, только тяжело болен: сломил казака тиф. Через месяц Григорий выздоровел.
Глоссарий:
- тихий дон 7 часть краткое содержание
- тихий дон 7 часть краткое
- книга 4 тихий дон краткое содержание часиь седььая
В чем причина духовного угасания дмитрия старцева.
Краткое содержание: ТИХИЙ ДОН, Часть седьмая
Categories: Краткие изложения